Софисты и Сократ

С деятельностью Сократа и софистов во 2ой половине 5 века связывают антропологический период в развитии античной философии.

Софисты – очень спорное явление. Первоначально этим словом называли мудреца.
Считается, что впервые слова «философия» и «философ» стал употреблять Пифагор. До него греческие ученые называли себя «сoфос», что означает «мудрец», то есть считали себя мудрецами. Пифагор в беседе с царем Леонтом произнес слова, ставшие впоследствии крылатыми: «Я не мудрец, но только философ». Данное изречение на первый взгляд представляется странным и даже бессмысленным, так как понятия «мудрец» и «философ» кажутся синонимами.
На самом деле, было 2 разных термина: софос и философ. Философ – это любомудр: по Пифагору, Платону, тот, кто стремится к обретению мудрости. Софос – человек, переживший духовный опыт Постижения Единого. Тот, кто достиг мудрости.
«Софос» (т. е. мудрец) — тот, кто владеет мудростью, обладает полной истиной, знает все. «Филo–софос» (т. е. любитель мудрости) — тот, кто не владеет мудростью, но стремится к ней, не знает всей истины, но хочет узнать. Пифагор, возможно, считал, что человек не может знать всего и обладать полной истиной, но он может стремиться к этому — другими словами, человек не может быть мудрецом, но любителем мудрости — философом.
Но постепенно термин «софистика» становится негативным, означая «рассуждение, сознательно вводящее в заблуждение», а софист теперь означает мыслителя, который пользуется умением рассуждать для доказательства того, что угодно ему, независимо от истинности доказываемого. Теперь это «платный учитель мудрости», даже «ложный мудрец».
Софисты и Сократ жили в бурную эпоху греческой истории, начавшейся после успешной войны Эллады с персами. Острая политическая борьба внутри полисов, государственные перевороты. Аристократия как форма правления сменяется демократией, которая иногда переходит в олигархию и тиранию. Общественная жизнь становится сложнее, она выносится на городскую площадь, в народное собрание, суд. Время требует новых умений: разбираться в психологии, аргументировать, доказывать, правильно мыслить и правильно говорить.
Именно софисты и Сократ сместили философскую рефлексию с проблематики физики и космоса на проблему человека и его жизни как члена общества.
В древнегреческой софистике обычно выделяют 2 группы:
▪ старшие софисты – Протагор, Горгий, Гиппий, Продик.
▪ младшие софисты – Ликофрон, Алкидамант, Фрасимах.
Из их сочинений практически ничего не сохранилось, а изучение при помощи непрямых сведений сложно тем, что они не стремились создать определенную цельную систему знаний. При обучении они не придавали большого значения систематическому овладению учащимися знаниями, их целью было обучить учеников использовать приобретенные знания в дискуссиях и полемике. Поэтому они значительный упор делали на риторику.
Софисты появились впервые в колониях и Восточной Греции, а потом наводнили Афины, где их принимали с распростертыми объятиями. Ксенофан или Пифагор были наставниками и энтузиастами своего учения, мысль о преподавании как ремесле была чужда им. Но софисты, люди вполне деловые, не стеснялись брать плату за труд и часто обогащались за счет учеников. Платон впоследствии язвительно говорил, что они «торгуют мудростью оптом и в розницу».
Хотя эти новые «мудрецы» ставили себе задачи чисто прикладные, у многих из них выработались свои, независимые философские взгляды. Они имели разные оттенки, но в одном софисты были единодушны: в недоверии к возможностям человека до конца познать истину.
Протагор из Абдер, современник Демокрита. Древнеримский писатель Авл Геллий в сборнике «Аттические ночи» пишет про молодость Протагора, когда тот занимался перевозкой грузов на плечах: «Он носил большие вязанки дров, скрепленные короткой веревкой, из ближайшей деревни в город Абдеру, гражданином которого являлся. Тут случайно Демокрит, гражданин того же города, человек, более других достойный уважения за добродетель и философское учение, выйдя за город, видит, что тот так легко и проворно передвигается с грузом, столь тяжелым и неудобным для переноски, тотчас подходит ближе, осматривает искусно и со знанием дела связанные и уложенные дрова и просит его немного передохнуть. Когда Протагор исполнил просьбу, Демокрит также заметил и то, что эта груда бревен, охваченная короткой веревкой, находится в равновесии и удерживается словно по некоему геометрическому расчету; он спросил, кто так сложил эти дрова, и когда тот ответил, что они сложены им, захотел, чтобы он развязал [их] и опять сложил тем же самым способом. После же того как он развязал [дрова] и расположил сходным образом, Демокрит, пораженный остротой ума и ловкостью человека необразованного, сказал: «О мой юноша, поскольку у тебя есть способности для того, чтобы совершать добрые дела, есть [вещи] более значительные и благие, которые ты мог бы сделать вместе со мной»; и тотчас увел его, держал при себе, позаботился о расходах, обучил философии и сделал его тем, кем он стал впоследствии. Этот Протагор, однако, был не настоящим философом, но остроумнейшим из софистов; поскольку, получая от учеников ежегодно огромные деньги, он обещал научить тому, как с помощью искусства слов сделать более слабый довод более сильным».
Протагор известен высказыванием (по крайней мере, приписывают именно ему): «Человек есть мера всех вещей, существующих, что они существуют, и не существующих, что они не существуют». Это высказывание трактуют так: речь идет об относительности всего существующего, в том числе истины и знания. Поскольку каждый человек есть мера всех вещей, а люди отличаются друг от друга, то не существует объективной истины. Считается, что такой вывод сделал Протагор из учения Гераклита (вернее, его последователей) о всеобщей текучести вещей: если всё меняется каждое мгновение, то всё существует лишь постольку, поскольку может быть схвачено индивидом в тот или иной момент; обо всём можно сказать как что-то одно, так одновременно и нечто иное, ему противоречащее.
Ощущение, считал Протагор, не может ошибаться, то есть оно истинно, но здесь Протагор переводит проблему в практическую плоскость. Человек имеет дело лишь со своими ощущениями, и, следовательно, они и есть единственный критерий истины. Протагор не хотел этим сказать, что чувства правильно информируют нас о реальности, но он просто выбросил вопрос о ней за борт. Чувственное восприятие, говорили до софистов натурфилософы, порождает лишь псевдознание, «мнение». Пусть так, соглашался Протагор, и да будет «мнение» единственным нашим достоянием.
Протагор отбрасывает любые космологии, построенные умозрительным путем. Атомы, Логос, Нус — все это проблематично, в действительности мы имеем дело лишь с тем, что прямо соприкасается с нами. Каждый человек есть мера вещей и истинно то, что он ощущает. Протагор ссылался на то, что нет людей, одинаково воспринимающих мир: одному ветер может показаться холодным, другому — нет. Следовательно, реальностей столько, сколько воспринимающих людей. И текучесть, и постоянство — это лишь наши представления. Действительна только та вселенная, которая создана каждым для себя.
Слушателям импонировал его смелый подход к философским проблемам и отказ от всяческих схем. Протагор позволял сомневаться решительно во всем и даже требовал этого.
В Афинах его скепсис неожиданно приобрел большую популярность. Шла многолетняя и изнурительная война. Она питала у подрастающего поколения чувство недоверия к прописным истинам и сознание непрочности всего в мире. Дух осмеяния и критики усилился как никогда. Многим нравилось, что Протагор не колеблясь распространяет свои сомнения и на гражданские устои. Он утверждал, что законы — это не священная общеобязательная истина, а человеческие изобретения, полные ошибок и несовершенства. Раз не существует устойчивой истины — нет и критерия для добра и зла. Недаром Алкивиад, стяжавший печальную славу целой цепью измен, был внимательным слушателем Протагора.
Платон описывает живую сцену из этого периода деятельности Протагора. Когда Сократ пришел в дом, где был Протагор, привратнику уже надоело открывать двери приходящим, протиснуться сквозь толпу было трудно. Из комнаты раздавался густой бас Протагора, и Сократ заглянул в нее. Он увидел сидящих и стоящих слушателей — весь цвет Афин. Софист расхаживал взад и вперед, а за ним, задавая вопросы, ходили ученики, тщетно стараясь не путаться под ногами у «мэтра». Протагор был исполнен чувства собственного достоинства, говорил красноречиво и длинно; в отличие от Сократа, он предпочитал монологи. Свиту его составляли чужеземцы, которые, по замечанию Платона, ездили за ним из города в город, завороженные его речами, как звери игрой Орфея. (Платон. Протагор)
Другой софист, Горгий, делает выводы из учения элеатов. Он принимает их доказательства против множественности, движения и возникновения сущего, но не соглашается с единством, неизменностью и вечностью бытия. Поскольку Божество, рассуждал он, всеобъемлюще и не может быть описано никаким термином, оно, как Начало неопределенное, не является предметом мысли, а проще говоря, для человека его вообще нет.
Если же оно реально существует — познать его невозможно; пусть даже кто-нибудь сумел познать его, он все равно не смог бы выразить своего знания в понятиях. Одним словом, самое логичное — это вынести идею Божества за скобки или вообще вычеркнуть ее.
Горгий считает, что все суждения в раной степени ложны. Мы хотим познать сущее мыслью и выразить его словом, но сущее не совпадает ни с мыслью, ни со словом, поэтому его невозможно ни познать, ни выразить, ни объяснить кому-либо. Следовательно, объективной истины не существует, а есть лишь разнообразные мнения. Человек – мера вещей и мнений. Можно убеждать всех во всем, и самое высокое для человека искусство – убеждать, а слово – главное средство убеждения. Для этого надо развивать риторику. Философское знание здесь интересно лишь в плане логики спора и обоснования.
Софисты расшатали привычные каноны мышления, изощрив искусство анализа, но в итоге они пришли к самоотрицанию философии. Раз действительность испарилась, зачем вообще нужны рассуждения о мире и последовательный взгляд на вещи? Главное — это подбирать наиболее убедительные и красивые аргументы в споре, чтобы суметь защитить любой тезис. Ведь если истины нет, то важнее всего одержать верх в словопрениях.
Говорят, что сам Горгий под конец жизни совершенно забросил занятия философией и целиком отдался ораторскому искусству.
Отрицательное влияние софистов сказывалось быстро: люди, получившие образование у них, приучались к интеллектуальной безответственности. Сомнение во всем сулило им свободу и большие удобства. Люди с шаткими нравственными устоями любили прибегать к приемам софистики. Именно с этого времени слово «софист» приобрело нарицательный смысл. Софисты старались привлечь к себе внимание толпы, прибегали к разным трюкам, нападали друг на друга.
Определенная демократическая ориентация виднейших софистов вызвала весьма резкое выступление против них ряда мыслителей, стоящих на стороне аристократии. Эту позицию занял и один из наиболее выдающихся философов не только того времени, но и античности вообще — Сократ.

Сократ (470 – 399 гг. до н.э.) происходил из бедной афинской семьи. Был сыном каменотеса (или скульптора) Софрониска и повитухи Фенареты. Его первые общественные выступления приходятся на начало эры Перикла, т. е. на время, непосредственно предшествующее началу Пелопоннесской войны.
Сократ излагал свои мысли в устной форме, в разговорах с разными лицами; до нас дошли сведения о содержании этих разговоров в сочинениях его учеников, Платона и Ксенофонта, и лишь немного в сочинениях Аристотеля. Но Платон и Ксенофонт во многих отношениях представляют учение Сократа различно. Например, у Ксенофонта Сократ разделяет общее мнение, что врагам надо делать больше зла, чем они могли бы сделать; а у Платона Сократ, вопреки общему мнению, говорит, что не следует платить обидой и злом никому на свете, какое бы зло ни сделали люди. Впрочем, естественно, что знаменитые воины Сократ и полководец Ксенофонт, в первую очередь, обсуждали проблемы отношения к врагам на войне, с Платоном, наоборот, речь шла о врагах, с которыми люди имеют дело в мирное время.
Сократ родился в день знаменитых Фаргелий — праздника, посвященный Аполлону, Артемиде и их матери Латоне (Лето). По афинскому календарю шестое фаргелия был «нечистый» день. В этот день афиняне совершали очищение города. Родившемуся в этот день судьба предвещала быть фармаком – пожизненным жрецом гражданского здравия.
В более архаичные времена существовал обычай прибегать к козлу отпущения – фармаку, который служил средством избавления от великих несчастий, неожиданно сваливающихся на город. Этот обычай соблюдали в Афинах и в крупных торговых портах Ионии в 6 и 5 веках. Эти передовые города содержали на всякий случай некоторое количество человеческого отребья, калек и идиотов, либо держали присужденных к смертной казни, чтобы при наступлении голода или эпидемии чумы иметь под рукой людей, которых можно было принести в жертву богам, побивая их камнями. Иногда такого козла отпущения, объявленного отныне неприкосновенным, изгоняли из города. Или приносили в жертву.
Сократ в архаическое время мог быть принесен в жертву по приговору народного собрания в случае наличия общественных проблем.
Личность Сократа является предметом многочисленных спекуляций. В частности, вызывала любопытство сила воли этого человека и его физические упражнения. С помощью разных занятий Сократ закалял своё тело для того, чтобы укрепиться против страданий. Он иногда оставался в одном и том же положении, от зари до зари, «неподвижный и прямой как ствол дерева». В начале Пелопоннесской войны, Афины опустошила эпидемия. Некоторые посчитали, что; философ спасся благодаря своему постоянному режиму и чистому, здоровому образу жизни.

Едва только отворялись городские ворота, как все уже видели Сократа, расхаживающего среди толпы в своем поношенном плаще и заводящего нескончаемые разговоры.

Сократ нередко обращался к первому встречному, к любому, кто был не прочь поговорить, и несколькими вопросами втягивал собеседника в дискуссию. Его манера вести спор располагала и заинтриговывала: он не чванился, не бросался афоризмами и, казалось, готов был дать спорщику положить себя на лопатки. А кому не хотелось выйти победителем? Однако в итоге Сократ приводил в замешательство любого острослова.

Люди догадывались, что Сократ стремится отнюдь не к праздному провождению времени, что его беседы имеют определенную цель, но далеко не всем она была понятна.

Чего же хотел Сократ? Софистом его не назовешь: он не гонялся ни за деньгами, ни за славой. Порой он бывал смешон и несносен, но слова и личность этого зловредного шутника обладали непонятной силой притягательности. Он сам называл себя «докучливым оводом», но были люди, которые свидетельствовали, что его жало для них целительно. Он говорил так просто, прибегал к таким обыденным примерам и сравнениям! Он учил людей добру, но беспощадно издевался над ними. И чем мягче была его ирония, тем больнее язвила она.

Друзьям Сократа, тем, кто знал его ближе, он напоминал резную фигурку забавного лешего Силена, внутри которой хранились священные изображения. «Он, — говорит у Платона Алкивиад,— всю свою жизнь морочит людей притворным самоунижением. Не знаю, доводилось ли кому-либо видеть таящиеся в нем изваяния, когда он раскрывался по-настоящему, а мне как-то довелось, и они показались мне такими божественными, золотыми, прекрасными и удивительными … всякий неопытный и недалекий человек готов поднять его речи на смех. Но если раскрыть их и заглянуть внутрь, то сначала видишь, что только они и содержательны, а потом, что эти речи божественны» . (Платон. Пир)

Эта двуликость Сократа сбивала с толку, но именно в ней ключ к пониманию личности философа. Лишь в исключительных случаях он решался обнаружить свое подлинное «я».

Что такое сам человек? Для чего он живет и как он должен жить? Существует ли истина или она — мираж, как думают софисты? Вот — вопросы, которые рано стали занимать Сократа. Ему чуждо было поверхностное любопытство, гонка за новомодными идеями. Философия для него была не забавой ума, а своего рода священнодействием. Истина требует благоговейного и любовного подхода, она не отвлеченный предмет, а нечто непосредственно связанное с жизнью и добродетелью. То есть философия как образ жизни.

Один физиогномист как-то сказал Сократу, что в его лице видны задатки пороков. Когда же друзья запротестовали, философ подтвердил, что он действительно был склонен к дурному, но победил в себе эти склонности.

Отличился в ряде сражений и был примером личной храбрости как афинский ополченец-гоплит.

Одной таинственной стороны своей жизни он касался часто. По его словам, он временами ощущал в себе присутствие какого-то божественного существа – «даймониона» — «нечто божественное или демоническое» (в античное время слово «демон» не имело негативного значения). Сократ говорил, что это некий голос, который всякий раз отклоняет его от того или иного действия, но никогда не говорит, что надо делать. Но философа трудно заподозрить в кликушестве: душевное его здоровье не оставляет сомнений, это натура уравновешенная и от природы скорее рассудочная. Голос же «даймониона» и умение предсказывать будущее были связаны с опытом исключительным, не рационального порядка.

Подробнее о его жизни можно почитать, например, здесь

Философские взгляды Сократа

Используя метод диалектических споров, Сократ пытался восстановить через свою философию авторитет знания, поколебленный софистами. Софисты пренебрегали истиной, а Сократ сделал её своей возлюбленной.

В вопросах этики Сократ развивал принципы рационализма, утверждая, что добродетель проистекает из знания, и человек, знающий, что такое добро, не станет поступать дурно. Знание добра – истинные и добрые действия. Добродетель – знание добра и действие соответственно этому знанию. Это положение и дает основание считать этику Сократа рационалистической. Чтобы достичь знания добра, надо прежде всего отрешиться от мнимого знания, осознать свое собственное незнание, подвергнуть традиционные ценности суду разума.

Разоблачение ложной «мудрости», освобождение от иллюзорного «знания». Это задача Сократа. Отсюда диалектика как метод прежде всего этический, направленный на воспитание души, на осознание человеком подлинного смысла своего существования. Только затем это метод логический и гносеологический (то есть познавательный).

Сократический метод

Диалектика Сократа построена в форме диалога, который включает в себя иронию и маевтику. Ирония состоит в том, что любое утверждение собеседника, поданное как безусловно истинное, Сократ принимает как таковое, а затем через вопросы выводит следствия этого утверждения и показывает противоречия. Завершается ирония выводом: «Я знаю, что ничего не знаю». Метод вопросов, предполагающих критическое отношение к догматическим утверждениям, получил название «сократовской иронии».

Ирония Сократа — это скрытая насмешка над самоуверенностью тех, кто мнит себя «многознающим». Прикидываясь простаком, Сократ обращался к человеку с вопросом, по той теме, в которой тот был сведущим. Сократ задавал заранее продуманные вопросы, которые постепенно заводили собеседника в тупик, пока он, собеседник, окончательно не запутается в своих суждениях. Тем самым Сократ лишал самонадеянности «многознающего» собеседника, обнаруживая противоречия в его суждениях и несоответствия между исходными посылками и конечными выводами.

С этим связано и рассмотрение различных мнений (индукция), как попытка найти путь, ведущий к пониманию самим человеком общего истинного смысла понятия – истины, ради которой шел спор. По Сократу, истинное знание не может быть передано одним человеком другому, его может «родить» только сам человек, а миссия Сократа – лишь помочь духовному рождению.

После прохождения части диалога, где используется ирония и индукция, собеседник освобождался от своей самоуверенности и был готов к тому, чтобы сообща искать истину. И теперь, за «Иронией», следовала «Майевтика» — «искусство помочь родиться знанию». Сократ считал, что знания уже содержатся в головах слушателей, и задачей учителя видел лишь извлечение этих знаний на поверхность, доведение их до сознания человека, что он и делал путем задавания наводящих вопросов или же нахождением противоречий в новых утверждениях собеседника. Свои приёмы исследования Сократ сравнивал с «искусством повивальной бабки» (майевтика).

Свои мысли Сократ не записывал, полагая, что это ослабляет память. А своих учеников приводил к истинному суждению через диалог, где задавал общий вопрос, получив ответ, задавал следующий уточняющий вопрос и так далее до окончательного ответа. При этом оппонент, познавая себя, часто сам вынужден был признать, что смешон.

Индукция по Сократу состоит в том, что он не доходит до истины никогда, но движение к ней у него происходит методом наведения. Наведение достигалось восхождением от частного к общему в процессе беседы, что можно наблюдать в диалоге о понятии «несправедливость» Сократа и Евтидема.

Сначала Евтидем дает предварительное определение несправедливости. «Несправедливость – несправедливые поступки (ложь, обман, грабеж) — то есть то, что плохо». Но Сократ указывает, задавая вопросы, на противоречия в утверждении оппонента «А хитрость (обман) врага в бою? А военные трофеи? (грабеж)». И такое наведение происходит на протяжении всего диалога. В итоге, в результате совместного поиска истины все сводится к определению «Несправедливость есть: а) плохие поступки б) по отношению к друзьям, в) которые им вредят».

Примерно так строится  «сократовская» беседа:

Собеседник Сократа утверждает тезис, например, «Мужество — это стойкость души», который Сократ считает ложным.

Сократ путем общих определений указывает оппоненту на его противоречивый тезис, например, «Мужество — это хорошо» и «Упорство без благоразумия — это плохо».

Оппонент соглашается с противоречивостью свои суждений. И обращается к Сократу за Советом.

Сократ показывает свое незнание в данном аспекте, тем самым ставя оппонента в тупиковую ситуацию («Я знаю, что ничего не знаю»).

Далее Сократ путем беседы с наводящими вопросами способствует «зарождению» новой истины у оппонента.

Такое исследование может привести к новому, улучшенному высказыванию, которое опять будет исследоваться, в данном случае «Мужество есть благоразумное упорство».

Подытожим: диалектика:

1) ирония с использованием индукции (например, от частных случаев несправедливости к общему ее определению) и самой процедуры формулирования определения различных понятий, о которых идет спор

2) маевтика

Правда, Сократ редко использовал свой метод для развития теорий. Вместо получения ответов, метод используется для опровержения существующих теорий, постулатов, которые мы считаем само собой разумеющимися.

Помните о фармаке, которым был Сократ с рождения? Этот факт весьма причудливо отыгрался в его жизни. Афиняне устроили суд над Сократом, признали его виновным, и он по приговору выпил яд.

В произведениях Платона (Апология) и Ксенофонта «Защита Сократа на суде» содержится защитительная речь Сократа на суде и описываются обстоятельства суда над ним.

В чем его обвиняли? В богохульстве и развращении юношества. Нашлись и люди, которые прямо подали на Сократа жалобу в суд. Обвинение было сформулировано так: «Сократ преступает законы тем, что портит молодежь, не признает богов, которых признает город, а признает знамения каких-то новых гениев» (буквально «новых демонов»).

Одним из главных обвинителей был стратег Анит, по профессии кожевник. Он принадлежал к партии демократов и считал, что все новые идеи вредят государству. Сократ в его глазах являлся вдохновителем подрывных сил, лукавым софистом, разлагающим юное поколение. Немаловажную роль здесь играли и личные мотивы: сын Анита некоторое время был учеником Сократа и не без его влияния отказывался заниматься ремеслом отца, который с тех пор затаил против философа злобу.

Другим представителем обвинения был молодой и весьма посредственный поэт Мелет, человек сомнительной репутации, желавший стяжать популярность гражданскими одами и патриотической болтовней. Третьим был некий оратор Ликон.

Тем, кто тревожился за него, философ шутливо отвечал, что в его возрасте неплохо кончить жизнь столь легким способом.

Из апологии – речи Сократа на суде:

«Таким образом, афиняне, я защищаюсь теперь вовсе не ради себя, как это может казаться, а ради вас, чтобы вам, осудив меня на смерть, не лишиться дара, который вы получили от Бога. Ведь если вы меня казните, вам нелегко будет найти еще такого человека, который попросту — хоть и смешно сказать — приставлен Богом к нашему городу, как к коню, большому и благородному, но обленившемуся от тучности и нуждающемуся в том, чтобы его подгонял какой-нибудь овод… Но очень может статься, что вы, рассердившись, как люди, внезапно разбуженные от сна, прихлопнете меня и с легкостью убьете, послушавшись Анита. Тогда вы всю остальную жизнь проведете в спячке, если только Бог, заботясь о вас, не пошлет вам еще кого-нибудь» (Платон. Апология). Почитать «Апологию»

Сократ знаменит не только тем, как жил, но и тем как принял свою смерть. Перед смертью Сократ попросил принести в жертву Асклепию петуха (обычно данный обряд совершался как благодарность за выздоровление), символизируя этим свою смерть как выздоровление, освобождение от земных оков. По мнению Сократа, этому освобождению душа философа не противится, поэтому тот спокоен пред ликом смерти. И обстоятельства казни, и сам её процесс были подробно описаны Платоном в его диалоге «Федон», целиком посвящённом последнему дню Сократа. Читать «Федона»

Плато́н (4-3 вв до н.э.) — ученик Сократа, учитель Аристотеля.

Род его отца Аристона, по легенде, восходил к одному из царей Аттики, одной из древних областей Греции, когда еще не Афины были центром Греческого союза (на юго-востоке Греции). Его мать вела род от Солона – афинский политик, законодатель, род которого самого восходил к царским корням. Аристократическое происхождение.

Есть античная легенда, что Платон – сын Аполлона. Например, племянник Платона, тоже философ, Спевсипп, прямо называет Аполлона его отцом. По легенде, его сыном является и другой древнегреческий философ Пифагор.  Возможно, это в переносном смысле, оба посвящены в мистериальный культ Аполлона.

Среди многочисленных живых атрибутов Аполлона лебедь один из главных. Интересная легенда: Платон перед смертью видел во сне, будто он превратился в лебедя и, перелетая с дерева на дерево, доставлял множество хлопот птицеловам, которые не могли его поймать. Ученик Сократа трактовал это так: все будут пытаться понять мысли Платона, но никто не сможет, и каждый станет толковать его по-своему: один – теологически, другой – физически, третий – еще как-нибудь. Особый стиль.

Платон получил образование, которое соответствовало представлениям о совершенном, идеальном человеке – калокагатия (греч. kalos — красивый, прекрасный, agathos — добрый) — древняя идея воспитания человека Совершенного. Гармоническое единство в человеке совершенного тела и души. Платон сам в своих диалогах «Тимей» и «Критий» пишет об этой идее как о норме воспитания еще во времена Атлантиды. Человек должен сочетать в себе физическую красоту безупречного тела и внутреннее нравственное благородство.

До встречи с Сократом Платон написал несколько литературных произведений, но встреча – перелом в сознании, и он сжег почти все свои сочинения.

После обучения у Сократа он отправился к пифагорейцам, чтобы научиться у них обозначать вещи с помощью чисел. Узнав, что философия пифагорейцев ведет свое происхождение из Египта, он отправился в Египет и изучал там геометрию и жреческое искусство. В Финикии у персов он узнал учение Зороастра.

Вернувшись в Афины после долгих странствий, Платон купил на окраине города дом с садом, где поселился и основал философскую школу. Афиняне называли это место и близлежащую местность Академией по имени древнего героя Академа. Здесь был прекрасный сад и водопровод, изваяния богов, могилы вождей демократии Перикла и Фрасибула, стелы в честь храбрецов, сражавшихся за Афины. Одно из священнейших мест города. Удивляет, что Платон получил возможность там жить, ведь он ученик казненного идейного противника демократов. Тем не менее, создается впечатление, что он был в прекрасных отношениях с афинской властью. Есть мнение, что он стремился вписаться в демократическую элиту и даже разрабатывал для нее законы и прочее, которые все же оказались утопичными для демократии, и он в итоге разочаровался в этом политическом строе и вернулся к традиции.

Девиз Академии: «Не геометр да не войдет!». Так Платон подчеркивал, что здесь занимаются высоким, чистым знанием, роль математики.

Академия – не только философская, но и поэтическая школа, которая воспитала советников и законодателей к услугам государей и правительств. Плутарх, перечень государственных деятелей из Академии, которые нашли себя по всему греческому миру. Причем его меньше волнует проблема воспитания гражданина, чем специалиста, знатока политических дел, советника при государе, народного вождя.

При этом в отличие от софистов, чей прагматизм нацелен на мгновенный успех, Платон строит свою систему образования на основополагающем понятии истины, на достижении истины путем рационального познания. Это воспитания подлинного государственного деятеля, идеального «царя», он по праву занимает это место, обладает знанием, разумным знанием науки управления, знание, основанное на доказательстве, в противоположность общественному мнению. Это знание должно быть и у того, кто управляет собственной семьей и собственным домом.  На основании критерия обладания истиной подлинный оратор отличается от софиста, подлинный врач, философ. То есть тип образования Платона ценен и значим для всех: в любой области человеческой деятельности высшая ценность – стремление к подлинному знанию. Мерило не успех, а истина.

В наше время наука – это постоянно обновляющееся и становящееся знание, так понимаем ее, а тогда другое представление – наука существует в готовом виде вне нас, в мире идей, и задача в том, чтобы ее достичь, а не в том, чтобы создать.

Судя по диалогам, Платон – сторонник активного обучения, не пассивное усвоения знаний, а использование диалектического метода. Не предлагать готовый результат, а заставлять трудиться самих, должны сами обнаружить затруднение, постепенно углубляться и найти средства его преодолеть.

Это былое не коммерческое предприятие, а братство, общество, где участники связаны дружескими эмоциональными узами. Типа религиозного братства, а потом, когда Платона не стало, возник его культ.

Помимо учебных занятий, непринужденные беседы во время совместных пиров, которые при разумном подходе – одно из важнейших средств воспитания.

Это древняя традиция у разных народов.

Платон про идеи («Феэтет», «Парменид»): Мудрецы говорят, что душа одни вещи воспринимает посредством тела — например, зрением или слухом, а другие улавливает сама по себе, без посредства тела: поэтому одни существующие предметы чувственно воспринимаемы, а другие — умопостигаемы. Оттого и Платон говорит: кто хочет познать начала всего, тому следует: во-первых, различить идеи сами по себе — например, подобие, единство, множество, величину, состояние, движение; во-вторых, положить в основу идеи, существующие сами по себе,- красоту, благо, справедливость и тому подобное; в-третьих, познать те из идей, которые существуют по соотношению друг с другом,- например, знание, величину или власть. Все идеи вечны, умственны и чужды страдания. Потому и говорит Платон, что идеи в природе занимают место образцов, а все остальное сходствует с ними, будучи их подобием.

Между миром идей, как подлинным, реальным бытием, и небытием (т. е. материей как таковой, материей в себе) существует, по Платону, кажущееся бытие, производное бытие (т. е. мир действительно реальных, чувственно воспринимаемых явлений и вещей), которое отделяет истинное бытие от небытия. Действительные, реальные вещи представляют собой соединение идеи (подлинного бытия) с пассивной, бесформенной «принимающей» материей (небытием).

Отношение идеи (бытия) и реальных вещей (кажущегося бытия) является важной частью философского учения Платона. Чувственно воспринимаемые предметы не что иное, как подобие, тень, в которых отражены определенные образцы — идеи. У Платона можно встретить и утверждение противоположного характера. Он говорит, что идеи присутствуют в вещах.

Ядром его гносеологических концепций является теория воспоминания. Душа вспоминает идеи, с которыми она встречалась и которые она познала в то время, когда еще не соединилась с телом, когда свободно существовала в царстве идей. Эти воспоминания тем сильнее и интенсивнее, чем больше душе удается отстраниться от телесности.

В диалоге «Менон» теорию воспоминания Платон демонстрирует на примере разговора Сократа с неким юношей. Последний, хотя никогда не изучал математику и не имел никакого образования, правильно выбранными вопросами был подведен к самостоятельному формированию теоремы Пифагора. Из этого Платон делает вывод, что его душа раньше, в царстве идей, встретилась с идеальным отношением, которое и выражено теоремой Пифагора. Научить в этом случае — это не более чем принудить душу к воспоминаниям.

Платон считал, что мир сотворен Демиургом. Порядок и меру вносит в мир разум − демиург, который придает космосу совершенные очертания. Демиург творит из доступного материала и обращаясь к эталону, образцу (то есть созерцая «идеи»). «Эйдос», «идея» − это образец каждой вещи, но в первую очередь − это «облик» той вещи, с которой мы встречаемся, но подлинную сущность которой не всегда распознаём. Этот подлинный лик вещей  запечатлен  в  нашей  душе,  и  душа  несёт  в  себе  это  подлинное знание, поскольку она бессмертна и созерцала истинную картину мира.

Путь к воссозданию забытого и самого ценного для человека − это путь созерцания, любования и любви − Эроса (диалог «Пир»). Главная часть души − возница или разум − управляющее начало тела  и  в  то  же  время  нечто  отличное  от  чувственного.  Душа может припомнить (анамнезис) другой мир, потому что души переселяются из тела в тело (метемпсихоз). Душа, прежде чем вселяться в наше тело, созерцала прекрасное само по себе, равное само по себе, справедливое само по себе. Столкнувшись с прекрасным в природе, она начинает всё это припоминать.  Любуясь  и удивляясь чувственным миром, человек переходит от одной ступени к другой, всё более и более приближаясь к прекрасному как таковому, а этим прекрасным оказывается знание само-по-себе. Прекрасное − это путь к постижению знания, когда душа начинает тосковать и томиться в поисках истинных сущностей.

Для каждой вещи фиксируется её смысл, идея, которая для любой вещи данного класса вещей одна и та же и обозначается  одним  именем  (есть  множество  лошадей,  карликовых  и  нормальных, пегих и вороных, но у всех у них есть один и тот же смысл – лошадность). Соответственно, можно говорить о благом вообще, прекрасном вообще, зеленом вообще, доме вообще.

Он заявлял, что есть два начала всего — бог и вещество (бога он называет также умом и причиной). Вещество бесфигурно и беспредельно; из него рождается сложное. Некогда оно было в нестройном движении, но бог (говорит Платон), полагая, что строй лучше нестроения, свел вещество в единое место, и эта сущность обратилась в четыре первоосновы — огонь, воду, воздух, землю,- а из них возник мир и все, что в мире. Мир состоит из огня, воды, воздуха, земли; из огня — чтобы быть видимым, из земли — чтобы быть твердым, из воды и воздуха — чтобы быть связным (ибо твердые силы связуются двумя промежуточными, чтобы из Всего возникло Единое), и, наконец, из всех вместе — чтобы быть завершенным и безущербным.

Мир всецело одушевлен, ибо он связан с одушевленным движением. А для того чтобы мир, порожденный наподобие умопостигаемого живого существа, нашел свое завершение, была порождена природа всех остальных живых существ, ибо если она есть в том мире, то должна быть и в небоздании. Боги преимущественно имеют огненную природу; а остальных природ существует три: крылатая, водная и наземная. Из богов небоздания древнее всех земля; сооружена она, чтобы создать день и ночь, лежит посредине и обращается вокруг средины.

Далее, говорит он, следует указать: так как есть два рода причин, то некоторые вещи существуют по уму, а некоторые — от неизбежности. Таковы воздух, огонь, земля, вода — они не первоосновы в точном смысле слова, а лишь носители. Слагаются они из треугольников и разлагаются на треугольники; слагаемыми их служат треугольники — продолговатый и равнобедренный.

При этом, по его словам, земля одна из всех не подвержена изменениям, а причина тому — отличие фигур, из которых она состоит. В других первоосновах, говорит он, фигуры однородны — все они единообразно состоят из продолговатых треугольников,- у земли же фигура особенная. А именно: первооснова огня — пирамида, воздуха — восьмигранник, воды — двадцатигранник, земли же — куб. Поэтому ни земля не превращается в иные первоосновы, ни они — в землю.

Душа и тело: Душа (psyche) бессмертна, облекается во многие тела попеременно; начало души — числовое, а тела – геометрическое. Душа – идея повсюду разлитого дыхания. Душа самодвижется и состоит из трех частей: разумная часть ее (logisticon) имеет седалище в голове, страстная часть (thymoeides) — в сердце, а вожделительная часть (epithymetiсоn) — при пупе и печени. Из середины со всех сторон душа окружает тело по кругу.

Высшей частью является разум, затем идут воля и благородные желания и, наконец, третья, самая низшая часть — влечения и чувственность. В соответствии с тем, какая из этих частей души преобладает, человек ориентируется либо на возвышенное и благородное, либо на дурное и низкое. Души, в которых преобладает разум, поддерживаемый волей и благородными устремлениями, продвинутся наиболее далеко в процессе воспоминания. Также 3 частям соответствуют 3 сословия граждан. Разумная –правители-философы, их добродетель – мудрость, яростная –воины, мужественность, вожделеющая – ремесленники и земледельцы, умеренность. Общая добродетель, которая гармонически их объединяет – справедливость – мудрое равновесие всех сторон души и всех сословий государства. Справедливость выполняется, когда каждое сословие выполняет свою работу и не лезет в дела других.

Есть и более конкретное толкование справедливости. Справедливость бывает трех родов: перед богами, перед людьми и перед усопшими. Кто печется о храмах и приносит жертвы по чину,- тот вне сомнений благочестив перед богами. Кто возвращает то, что получил в долг или по доверию,- тот справедлив перед людьми. Кто печется о гробницах — тот вне сомнений справедлив перед усопшими. Таким образом, справедливость бывает или перед богами, или перед людьми, или перед усопшими.

Государственная власть бывает 5 родов: демократическая, аристократическая, олигархическая, царская и тиранническая. Демократическая власть — это та, при которой государством правит большинство, по своему усмотрению назначая законы и правителей. Аристократия — та, при которой правят не богатые, не бедные, не знаменитые, но первенство принадлежит лучшим людям в государстве. Олигархия (правление немногих) — та, где власти избираются по достатку: ведь богатых всегда меньше, чем бедных. Царская власть бывает или по закону, или по происхождению: по закону — в Карфагене, где она продается с торгов; по происхождению — в Спарте или в Македонии, где цари избираются из одного рода. Тиранния — это власть единого правителя, достигнутая хитростью или силой. Таким образом, государственная власть бывает или демократией, или аристократией, или олигархией, или царствованием, или тираннией.

О стиле Платона:  Аристотель говорит, что образ речи Платона — средний между поэзией и прозой. Диалог. Платон не первый, кто пишет в жанре диалога, но он довел его до совершенства. Диалог – это речь, которая состоит из вопросов и ответов, о разных предметах. В них должна соблюдать верность выведенных характеров, то есть выведенный персонаж должен последовательно проводить свою линию, и то же касается его речи. Диалектика – это искусство доводов, которое служит утверждению или опровержению в вопросах и ответах собеседников.

Также мифы – средство наведения посвященных на рождение в себе истинного знания.

Например, в трактате «Государство» приводит миф о пещере – аллегория для пояснения учения об идеях. Он изложен в форме диалога между Сократом и Платоновым братом Главконом:

Ты можешь уподобить нашу человеческую природу в отношении просвещенности и непросвещенности вот какому состоянию… посмотри-ка: ведь люди как бы находятся в подземном жилище наподобие пещеры, где во всю ее длину тянется широкий просвет. С малых лет у них там на ногах и на шее оковы, так что людям не двинуться с места, и видят они только то, что у них прямо перед глазами, ибо повернуть голову они не могут из-за этих оков. Люди обращены спиной к свету, исходящему от огня, который горит далеко в вышине, а между огнем и узниками проходит верхняя дорога, огражденная — глянь-ка — невысокой стеной вроде той ширмы, за которой фокусники помещают своих помощников, когда поверх ширмы показывают кукол.

— Это я себе представляю.

— Так представь же себе и то, что за этой стеной другие люди несут различную утварь, держа ее так, что она видна поверх стены; проносят они и статуи, и всяческие изображения живых существ, сделанные из камня и дерева. При этом, как водится, одни из несущих разговаривают, другие молчат.

— Странный ты рисуешь образ и странных узников!

— Подобных нам. Прежде всего разве ты думаешь, что, находясь в таком положении, люди что-нибудь видят, свое ли или чужое, кроме теней, отбрасываемых огнем на расположенную перед ними стену пещеры?

— Как же им видеть что-то иное, раз всю свою жизнь они вынуждены держать голову неподвижно?

— А предметы, которые проносят там, за стеной; Не то же ли самое происходит и с ними?

— То есть?

— Если бы узники были в состоянии друг с другом беседовать, разве, думаешь ты, не считали бы они, что дают названия именно тому, что видят?

— Непременно так.

Для Платона пещера представляет собой чувственный мир, в котором живут люди. Подобно узникам пещеры, они полагают, что благодаря органам чувств познают истинную реальность. Однако такая жизнь — всего лишь иллюзия. От истинного мира идей до них доходят только смутные тени. Бессмысленно пытаться разделить полученное знание с толпой, которая не в состоянии оторваться от иллюзий повседневного восприятия.

Когда с кого-нибудь из них снимут оковы, заставят его вдруг встать, повернуть шею, пройтись, взглянуть вверх — в сторону света, ему будет мучительно выполнять все это, он не в силах будет смотреть при ярком сиянии на те вещи, тень от которых он видел раньше. И как ты думаешь, что он скажет, когда ему начнут говорить, что раньше он видел пустяки, а теперь, приблизившись к бытию и обратившись к более подлинному, он мог бы обрести правильный взгляд? Да еще если станут указывать на ту или иную мелькающую перед ним вещь и задавать вопрос, что это такое, и вдобавок заставят его отвечать! Не считаешь ли ты, что это крайне его затруднит и он подумает, будто гораздо больше правды в том, что он видел раньше, чем в том, что ему показывают теперь?

— Конечно, он так подумает.

— А если заставить его смотреть прямо на самый свет, разве не заболят у него глаза, и не вернется он бегом к тому, что он в силах видеть, считая, что это действительно достовернее тех вещей, которые ему показывают?

— Да, это так.

О подлинности содержания диалогов. Согласно Диогену Лаэртскому, при жизни Сократа Платон написал произведение «Лисий», и Сократ, послушав, как тот читает его, воскликнул: «Клянусь Гераклом! сколько же навыдумал на меня этот юнец!» — ибо Платон написал много такого, чего Сократ вовсе не говорил. Фигура Сократа, уже ставшего героем сократических диалогов в школах сократиков, оказалась чрезвычайно удобной для выражения собственных взглядов.

Также о Платоне