Технонаука и технокритика

Технонаука — понятие, широко используемое в междисциплинарном сообществе исследований науки и техники для обозначения технологического и социального контекста науки. Понятие указывает на общее признание того, что научное знание не только определяется социальными и историческими факторами, но и материальными (нечеловеческими) сетями, в которые включены вещи, приборы, инструменты и т.д. «Технонаука» — термин, придуманный французским философом Гастоном Башляром в 1953 году. Термин вошёл в употребление в начале 2000-х благодаря публикациям Бруно Латура, Донны Харауэй, Питера Галисона, Эндрю Пикеринга, Хельги Новотны и др. Данный термин, с их точки зрения, должен был подчеркнуть то обстоятельство, что техногенная среда превращается из простого «приложения» научного знания в естественную среду его развития.

Технонаучные исследования изучают решающую роль науки и техники в том, как развивалось знание: Какую роль играют крупные исследовательские лаборатории, в которых ставят эксперименты над организмами, когда дело доходит до определённого способа смотреть на окружающие нас вещи? В какой степени такие обследования, эксперименты и полученные выводы формируют точку зрения на «природу» и на «наши» тела? Как эти выводы связаны с понятием живых организмов как биофактов? До какой степени такие выводы влияют на технологические инновации?

В состав технонауки включают исследование и конструирование нанообъектов, определенные разделы информатики и разработку на их основе информационных технологий, биомедицину и так называемую когнитивную науку – междисциплинарный комплекс исследований, занимающихся процессами приобретения и использования знаний (включает в себя философию сознания, психологию, нейрофизиологию, лингвистику и теорию искусственного интеллекта). Эти четыре ключевые на сегодняшний день направления современного научно-технического прогресса, обозначаемые в зарубежной литературе собирательной аббревиатурой NBIC, образовали область так называемых конвергирующих технологий: их развитие взаимно усиливает друг друга, поскольку новые открытия и разработки в одной из них практически сразу же создают стимулы и условия развития всех остальных. Кроме того, к технонауке очень часто относят синтетическую химию, фармацевтику, создание новых материалов, а иногда также мехатронику и робототехнику.

Как показывает уже сама этимология термина «технонаука», в качестве самой характерной черты технонауки рассматривается ставшее неразрывным переплетение собственно исследовательской деятельности с практикой создания и использования современных инновационных технологий. Как часто подчеркивают, главным эпицентром производства знания сегодня становятся уже не академические лаборатории, а исследовательские и опытноконструкторские подразделения крупных корпораций. Развитие науки все теснее сопрягается и с экономическими интересами, становится своего рода бизнес-проектом. Формируется трехсторонняя связка «наука–технология–бизнес», которая представляет собой не просто внешнее соединение этих трех ингредиентов, но качественно новую интегрированную структуру. В этой ситуации порой складывается впечатление, что наука, которая со времен Бэкона и Декарта была призвана направлять процесс совершенствования технологии, ныне меняется с ней ролями. Эволюция системы социальных отношений, в которые включена исследовательская деятельность, меняет восприятие ученого и вызывает значительную трансформацию образов науки.

Классическая наука Галилея, Декарта и Ньютона исходила из образа природы как гигантского часового механизма. Современная технонаука в принципе сохраняет преемственность с механистическим миропониманием классики, но рассматривает природу уже не как единый механизм, а как огромную совокупность разнообразных хитроумных устройств, предназначенных для выполнения самых разных функций. Например, миозины – это «моторы», протеозины – «бульдозеры», мембраны – своеобразные «электрические ограждения», рибосомы – молекулярные машины для протяжки мРНК и синтеза белков и т. п. В этом контексте природа мыслится то ли как своего рода «машинный парк», то ли как «склад» инструментов приспособлений, которыми мы можем воспользоваться для выполнения различных операций.

В эпоху модерна наука мыслилась как в основе своей теоретическое предприятие, которое призвано предоставить нам знания о мире, как он есть на самом деле. Вооруженный этим знанием, мы можем употребить его с пользой для себя. То есть построить какие-то необходимые для решения наших насущных проблем и задач машины и механизмы. Техника как вторая природа, как ремесло, как человеческая конструкция, считалось, следует за наукой. Сначала базовые знания о мире, а потом его применение. Техника — это искусственное создание человека конструктора, которое основывается на некотором фундаментальном знании о законах природы. Это вторая природа, иначе говоря. Техника — это создание, а наука — это не создание, это созерцание, это проникновение в природу вещей с помощью универсального метода, который комбинирует разум и чувства.

Это же разделение человеческого познания и человеческой практики на то, что по природе и то, что по установлению, отражается в дифференциации наук по принципу фундаментальных и прикладных. Фундаментальные науки предлагают нам базовые знания о мире, а прикладные науки это знание соответственно используют, применяют так, как нам необходимо, в соответствии с нашими нуждами. Однако в последние десятилетия эта схема претерпела существенные изменения. Прежде всего, философы и историки науки показали нам, что новая европейская наука, в очень существенной степени основана на технике. Огромное количество естественно научных открытий было совершено в инструментальном контексте и с помощью инструментов. Начиная с Галилея, который впервые посмотрел на небо через телескоп и увидел в этом телескопе некоторые факты, поддерживающие гелиоцентризм, и, заканчивая современными учёными, которые разгоняют элементарные частицы в большом адронном коллайдере, наука имеет дело с природой, поставленной в неестественные, в искусственные условия. И поэтому тот образ мира, который она нам транслирует, зависит от материальной базы и от развития техники. А это развитие в свою очередь направляется потребностями общества.

Так термин технонаука призван подчеркнуть, что естественные науки не представляют собой объективное знание, в смысле нейтрального описания мира, объективное знание, оторванное от материально-технической базы, которая независимо предшествует технике. Она напротив вырастает внутри второй природой, имея именно её в качестве точки своей онтологической референции. Но тогда возникает вопрос, какой же именно мир познаёт наука? И вот с точки зрения сторонников технонаучной модели они отвечают на этот вопрос так: они говорят, что мы познаём не мир, как он есть на самом деле, а мир, как результат исторического сотрудничества природы и человека. Можно привести следующий пример. Термодинамика как научная дисциплина возникла на основе изучения паровых машин. То есть она изучала уже то, что было создано человеком и не могло наблюдаться и исследоваться до тех пор, пока не была создана соответствующая техника.

Еще одна важная особенность технонауки по сравнению с наукой классической – это идея пластичности природы. Если в прошлом (в том числе и недавнем) свойства природных объектов рассматривались как заданные, то теперь, когда в нашем распоряжении оказались средства манипулирования отдельными атомами и молекулами, становится возможным реинжиниринг природных систем с целью их «улучшения». С развитием технонауки все теснее сопрягается идея каталога «строительных блоков» материального мира, из которых, как в известной детской
игре «Лего», можно самостоятельно собирать все новые и новые
конструкции (например, в биологии это так называемый «регистр
стандартных биологических элементов»). До сих пор вполне отчетливое различие между природными образованиями и искусственно создаваемыми артефактами при этом совершенно размывается, что неизбежно ставит нас перед лицом очень непростых социально-этических проблем, не имеющих никаких аналогов в прошлом. В первую очередь это касается разнообразных проектов технической модификации человеческих организмов – от внедрения в него различных «молекулярных машин» до экспериментирования с генетическими кодами.

Любой достаточно значимый технический проект неявно является еще и социальным проектом и всегда содержит в себе определенный набор социальных предписаний. Осознание этого обстоятельства закономерно ведет к определенному пересмотру ориентиров инженерной деятельности. В связи с этим все чаще ставится вопрос о переходе от классической инженерии к системному проектированию. Системное проектирование предполагает, что инженер видит свою задачу не только в осуществлении технических инноваций как таковых, но и в не меньшей (если не в большей) степени – в формировании целостных контекстов, включающих в себя также их те или иные организационные решения, институциональные структуры, сети
социальных связей и т. д.
Концепция социального прогресса через развитие технонауки
получила свое развернутое выражение в американской программе «Конвергирующие технологии для улучшения человеческих способностей», а также в программном документе Евросоюза «Конвергирующие технологии для европейского общества знаний». Главными идеологами и разработчиками первого из них были специалист в области нанотехнологий Майкл Роко и социолог У.С. Бейнбридж, разработкой же второго руководил философ Альфред Нордманн.

Кроме того, данный круг вопросов в разное время затрагивался в правительственных докладах ряда ведущих европейских стран. То обстоятельство, что и в США, и в Европе разработка новейших высоких технологий рассматривается как средство усовершенствования жизни не является чем-то неожиданным. Собственно, такая цель ставилась перед техникой и технологией всегда.
Новым, как отмечают аналитики, является то, как понимается это совершенствование: сегодня речь все чаще идет о трансформации
самой природы человека. В качестве непосредственной задач выдвигается модификация человеческого тела и ума путем вживления в организм различного рода искусственных устройств (микрочипов, так называемых наномашин и др.), а некоторые энтузиасты NBIC выступают с позиций так называемого трансгуманизма, провозглашая в качестве цели «реконструкцию человека» и создание «постчеловеческих» существ.

Критика технологий — это анализ негативного воздействия промышленных и цифровых технологий. Утверждается, что во всех развитых индустриальных обществах (не обязательно только в капиталистических) технология становится средством господства, контроля и эксплуатации или, в более общем плане, чем-то, что угрожает выживанию человечества.

Среди известных авторов, критикующих технологии, — Жак Эллул , Тед Качинский, Иван Иллич, Лэнгдон Виннер, Джозеф Вайценбаум, Теодор Росзак, Гюнтер Андерс, Нил Постман, Мартин Хайдеггер, Джон Зерзан, Льюис Мамфорд и др. Некоторые авторы, такие как Челлис Глендиннинг и Киркпатрик Сейл, считают себя неолуддитами и считают, что технический прогресс оказал негативное влияние на человечество. Их работа была сосредоточена на поиске смысла в технологических изменениях, в частности на решении вопроса, «как инструменты и их возможности меняют и изменяют ткань повседневной жизни». Эллул, например, утверждал, что, когда люди утверждают, что технология является инструментом свободы или средством достижения исторической судьбы или выполнения божественного призвания, это приводит к прославлению и освящению техники, так что она становится тем, что придает смысл и ценность. к жизни, а не просто на совокупности материалов. Это подтверждают риторические критики, которые ссылаются на то, как технологический дискурс наносит ущерб институтам и отдельным лицам, составляющим эти институты, из-за своей идеализации и способности определять социальные иерархии . В самых крайних проявлениях критика технологий приводит к анализу технологии как потенциально ведущей к катастрофе. Критики также сосредотачиваются на конкретных вопросах, например, как технологии — через робототехнику , автоматизацию и программное обеспечение — разрушают рабочие места людей быстрее, чем создают их, что способствует росту бедности и неравенства.

Технологии так стремительно развиваются, что наблюдается отставание в критическом осмыслении происходящего, рассмотрении вопросов о востребованном использовании и социальном принятии научно-технических достижений. Речь идет о таких вопросах, как тотальная информатизация и конфиденциальность данных, проблема «цифрового неравенства», когда значительная часть населения не успевает освоить новые информационные технологии, развитие автономно действующего искусственного интеллекта, способного конкурировать с человеком в ряде сфер деятельности, генетические модификации организмов, генная инженерия в отношении самого человека и возникающие в связи с этим экзистенциальные риски, проблемы обеспечения жизнедеятельности населения при увеличении долголетия, угроза экологической безопасности и др.

Несмотря на длительность истории научно-технического прогресса и, безусловно, имевшее место его рассмотрение в обществе с нравственноэтической и религиозной точек зрения, вопрос о развитии особой этики — техноэтики был актуализирован лишь в 70-х гг. XX в. Синонимично «техноэтике»
использовалось выражение «технокритика», что, представляется, несколько сужало круг подлежащих рассмотрению вопросов.

Впервые термин «техноэтика» был использован в 1977 г. философом Марио Бунге, чтобы описать обязанности разработчиков (технологов) развивать этику как отрасль технологии. М. Бунге обратил внимание, что текущее состояние технического прогресса руководствуется необоснованными практиками, во многом базирующимися на ограниченных эмпирических данных и методах проб и ошибок. Была высказана позиция, что «технолог должен нести не только техническую, но и моральную ответственность за все, что он разрабатывает или выполняет: не только его артефакты должны быть оптимально эффективными, но и не только вредными, но и полезными, и не только в краткосрочной перспективе, но и в долгосрочной перспективе». В своих работах М. Бунге обосновал необходимость создания новой области под названием «техноэтика», чтобы найти рационально обоснованные правила для руководства наукой и техническим прогрессом. Примечательно, что как связанные с проблемой техноэтики, в частности роботоэтики, следует рассматривать достаточно известные три закона робототехники, представленные в 40-х гг. XX в. писателем-фантастом А. Азимовым: 1) робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред; 2) робот должен повиноваться всем приказам, которые дает человек, кроме тех случаев, когда эти приказы противоречат первому
закону; 3) робот должен заботиться о своей безопасности в той мере, в которой это не противоречит первому или второму законам. Позднее как более приоритетный появился «нулевой закон», указывающий на то, что робот должен действовать в интересах всего человечества, а не только отдельного человека.